суббота, 25 января 2014 г.

Любовь и бедность... 255 лет Роберту Бёрнсу


Жизнь Роберта Бёрнса закончилась рано - сказалась тяжелая юность поэта, полная тяжкого труда и лишений. Но те недолгие 37 лет, что он прожил, были наполнены множеством событий.

Место рождения Роберта Бёрнса (Alloway Шотландия)
Роберт Бёрнс родился 25 января 1759 года в селе Аллоуэй (три километра к югу от города Эйр, графство Эйршир), в крытой соломой мазанке в семье бедного крестьянина Уильяма Бёрнесса. В ночь, когда родился поэт, ветер сорвал крышу с домика, и Агнес Бёрнс с новорожденным сыном пришлось спасаться у соседей. Большеглазый мальчик походил на мать: смуглый, темноглазый, с ямочкой на подбородке. Только кудри у него были тёмными, а не рыжими. Вильям сам починил крышу, и она цела до сих пор, хотя и прошло уже более 250 лет. Вот как написал о своём рождении сам Поэт:

В деревне парень был рожден,
Но день, когда родился он,
В календари не занесён.
Кому был нужен Робин?..

Зато отметил календарь,
Что был такой-то государь,
И в щели дома дул январь,
Когда родился Робин.

Разжав младенческий кулак,
Гадалка говорила так:
– Мальчишка будет не дурак.
Пускай зовётся Робин!

Немало ждёт его обид,
Но сердцем все он победит.
Парнишка будет знаменит,
Семью прославит Робин...


Детство Бёрнса прошло на ферме его отца. "Я родился сыном бедняка", - писал Бёрнс. Быть фермерами – такая судьба ждала Роберта и его брата Гилберта, который был всего на год моложе. И судьба эта была нелегка. Бедные каменистые почвы, суровый климат, тяжкий труд, вечное балансирование на грани выживания. Нищие в нищей, разорённой войной и фактически оккупированной стране. Дети с малых лет начали работать с отцом на ферме. Вместе они пахали, сеяли, собирали скудные урожаи. В 1765 году его отец взял в аренду хозяйство Маунт-Олифант, и мальчику пришлось работать наравне со взрослыми, терпя голод и другие лишения, что плохо сказалось на его сердце.

Внутри в доме-музее в Alloway
Шотландия тогда переживала пик национального возрождения, была одним из самых культурных уголков Европы, в ней насчитывалось пять университетов. Вильям Бёрнс, который говорил и одевался не по-деревенски, так же был грамотным человеком: он умел читать (и читал много), писать, считать, и прекрасно понимал, что образования ему не хватает, поэтому мечтал, что его дети будут более образованными людьми. В своём новом доме он сделал полку для книг, на которой стояли избранные тома Шекспира, Мильтона, Свифта, и которые юный Роберт прочитал все, а по вечерам писал для своих детей записки, названные им «Наставление в вере и благочестии». Когда Роберту исполнилось семь лет, отец сумел организовать односельчан на открытие школы для детей. Учителем пригласили молодого семинариста, Джона Мёрдока, который в свои неполные 18 лет был очень серьёзным, начитанным юношей с широким кругозором и наилучшими рекомендациями. Этот юноша оказался прекрасным учителем, и на многие годы стал добрым другом семьи Бёрнсов. Он обладал красивым голосом, отличной дикцией и выразительной манерой чтения. А маленький Роберт старательно подражал ему, поражая всех великолепной памятью: он заучивал наизусть целые страницы из Шекспира и на разные голоса читал монологи благородного Антония, несчастного Лира и властолюбивого Макбета. Благодаря учителю Бёрнс овладел литературным английским в совершенстве (написал на нём «Субботний вечер поселянина», «Сонет к дрозду» и некоторые другие стихотворения), отлично разбирался в английской поэзии. Под руководством Мёрдока Бёрнс занимался, помимо прочего, поэзией Александра Поупа. В то же время, благодаря матери, обладавшей чудесным голосом, и часто после работы, по вечерам певшей народные шотландские песни или рассказывавшей страшные сказки про ведьм и оборотней, он приобщился к языку шотландских баллад.

Писать стихи Роберт начал с 15 лет. Тот год был урожайным, Бёрнсы даже пригласили помощников с соседних ферм. Роберту в пару досталась хорошенькая чистенькая девочка – Нелли Килпатрик. И он впервые влюбился, и сочинил свои первые стихи. Позже, когда ему было 28 лет, он писал своему старшему другу, доктору Муру: «...Трудно подобрать о ней слова на литературном английском языке, но у нас, в Шотландии, про таких говорят: «хорошая, пригожая да ласковая». Короче говоря, она, сама того не зная, впервые пробудила в моем сердце ту пленительную страсть, которую я и по сей день, несмотря на едкие разочарования, опасливую житейскую мудрость и книжную философию, считаю самой светлой из человеческих радостей, самой дорогой нашей усладой на земле. Как эта «болесть» пристала также и к ней, я сказать не могу. Вы, медикусы, часто говорите, что инфекция передается через воздух, который вместе вдыхаешь, через прикосновение и так далее. Но я никогда не говорил ей прямо, что люблю её. Да и мне самому было непонятно, почему я так охотно отставал вместе с нею от других, когда мы возвращались вечером с работы, почему при звуках её голоса моё сердце трепетало, как струна Эоловой арфы, и почему у меня так бешено стучала кровь в висках, когда я касался её руки, чтобы вытащить колючки или злую занозу. Многое в ней могло вызвать любовь, и притом она ещё чудесно пела. На её любимый напев я и попытался впервые выразить свои чувства в рифмах. Разумеется, я не был столь самонадеян, чтобы воображать, будто я могу писать стихи, какие печатают в книгах; я знал, что их сочиняют люди, владеющие греческим и латынью. Но моя девушка пела песню, которую будто бы сочинил сын одного землевладельца, влюблённый в работницу с отцовской фермы, и я не видел причины, почему бы и мне не рифмовать, как рифмует он, тем более что он был не учёнее меня. Так для меня начались Любовь и Поэзия...»

В школе, благодаря своей исключительной памяти, молодой Бёрнс делал большие успехи, причём ему ничего не приходилось зубрить. Он быстро овладел начатками землемерных наук, быстрее всех решал задачи по геометрии и тригонометрии. Но ему уже почти 17, а его горячее, страстное сердце, такое чувствительное к любой красоте, не может остаться равнодушным и при виде женской красоты. Он влюбляется в свою соседку, Пегги Томсон. И снова пишет стихи, уже не такие детские и наивные, какие он писал два года назад, они уже вмещают в себя целый мир:

А ведь такой кругом покой.
Стрижей кружится стая,
И нива никнет за рекой
Зелёно-золотая.

Давай пойдём бродить вдвоём
И насладимся вволю
Красой плодов в глуши садов
И спелой рожью в поле.

Так хорошо идти-брести
По скошенному лугу
И встретить месяц на пути,
Тесней прильнув друг к другу.


Это была последняя неделя его пребывания в школе Роджерса. По возвращению домой осенью 1775 года Роберт ведёт обширную переписку с друзьями по школе, а его настольной книгой становится толстая и потрёпанная книга «Переписка лучших умов времён королевы Анны». Продолжается, правда, такая жизнь недолго, потому что новые владельцы Маунт Олифант выгоняют своих арендаторов, даже не дав им подготовиться к переезду.

И Бёрнсы с семью детьми, из которых Роберт – старший, срочно арендуют другую ферму, Лохли, где их опять ждёт каторжный труд, потому что земли там тоже целинные, только почвы не каменистые, а заболоченные. Зато всего на расстоянии мили находится окружной центр, село Тарболтон. Там по воскресеньям в таверне устраивают танцы для молодёжи, и даже работает школа танцев, в которой Роберт учится танцевать, проделывая старомодные па и реверансы. Правда, потом учитель разрешает танцевать старые шотландские «рийлз» – нечто среднее между кадрилью и джигой. Процитирую Р. Райт-Ковалёву, биографа Р. Бёрнса: "Ветхая скрипка, только что выводившая тягучие каденции, заливается звонкой и четкой плясовой. Под неё сами ходят ноги, и сами складываются в рифму слова. Напротив Роберта танцует хорошенькая девочка, рядом – другая. Он не решается с ними заговорить, но за него поют стихи:

О Мэри, выгляни в окно,
Я жду тебя в заветный час...


Каблуки отбивают ритм, поёт скрипка, и в голове отчётливо чеканятся строчки. У воображаемой героини уже появляется имя – звучное, милое имя – Мэри Моррисон: оно легко входит в песню:

Тум-тум-та-ра – счастливый сон,
Моей наградой будешь ты,
Красотка Мэри Моррисон..
.

Старинная народная мелодия, ей в такт бьётся сердце, пульсирует кровь во всем теле, и в такт сердцу, в такт музыке рождаются слова... Роберт Бёрнс ещё не знает, что так будут приходить к нему лучшие его песни, но он уже счастлив оттого, что они приходят.

И хотя он по-прежнему много читал и любил в одиночестве побродить по лесу или вдоль быстрого ручья, размышляя о цели и смысле жизни, в компании ровесников Роберт был самым остроумным, весёлым и находчивым. Он был высок, хорош собой, великолепно сложён, обладал большой физической силой – он мог поднять тяжёлый мешок одной рукой. Его длинные тёмные волнистые волосы были перевязаны сзади лентой, тогда как другие коротко стриглись, глаза буквально пылали тёмным огнём (это отмечали все, кто был с ним знаком, в том числе и видевший его юный Вальтер Скотт: «Он был плебей с возвышенной душой»). Но и в работе ему не было равных!

А ещё они с друзьями организовали клуб холостяков. В тесной, убогой комнатке, на втором этаже тарболтонской таверны, собралось шестнадцать молодых ребят. Хозяин отдаёт им эту комнатку раз в месяц за несколько пенсов. Небогато и угощение: тратить более трёх пенсов запрещено уставом. Да, перед вами не просто друзья, собравшиеся в таверне: это Тарболтонский клуб холостяков. У него есть устав из десяти пунктов, с регламентом заседаний, с точными указаниями, как вести собрания, кого и как выбирать председателем. Устав написан Робертом Бёрнсом – главным основателем клуба. В первом пункте говорится, что «клуб собирается каждый четвертый понедельник, вечером, для обсуждения любой предложенной темы, за исключением спорных вопросов религии». Дальше устанавливается, как выбирать тему, как рассаживаться для дискуссии. «Те, кто защищает одно мнение, – садятся по правую руку председателя, противники – по левую его руку». Регламент строг: оратора нельзя прерывать, иначе – штраф, но каждый имеет право высказаться. Строжайше воспрещается «всякое сквернословие и богохульство, особливо всяческие непристойные и нечистые разговоры...». О заседаниях клуба и о его делах, как говорится в пункте седьмом, никому разбалтывать нельзя. А если кто-либо из членов клуба разгласит дела клуба «с целью высмеять или унизить кого-либо из сочленов», виновник подвергается «вечному изгнанию» и остальные члены клуба должны избегать какого бы то ни было общения с ним.

Но самым главным пунктом устава был десятый, последний пункт: «Каждый, кто избирается в это общество, должен обладать честным, искренним и открытым сердцем, стоять выше всяческой грязи и подлости и, не таясь, быть поклонником одной или нескольких представительниц прекрасного пола. Ни один высокомерный, самодовольный человек, мнящий себя выше остальных членов клуба, и особенно ни один из тех низких душой суетных смертных, чьё единственное желание наживать деньги, ни под каким видом в члены клуба допущен не будет. Иначе говоря, самый подходящий кандидат для этого содружества – жизнерадостный, чистый сердцем малый, тот, кто, имея верного друга и добрую подругу и обладая средствами, при которых можно прилично сводить концы с концами, считает себя самым счастливым человеком на свете».

Осенью 1781 года отец отослал Роберта в город Ирвин, чтобы тот научился чесать и трепать лён, ведь можно было бы завести небольшую льночесалку и ткать льняные холсты, которые так поднялись в цене! В этом портовом городе Роберт видел иностранных моряков, экзотические фрукты, удивительных животных... Здесь он приобрёл хорошего друга, моряка Ричарда Брауна. Вот как он писал о нём доктору Муру: «Поворотным событием моей жизни была дружба с одним молодым моряком. Я впервые встретил столь исключительного человека, который претерпел бы такие удары судьбы. Мой новый друг был человеком независимого, гордого ума и великодушного сердца. Я полюбил его, я восхищался им до самозабвения и, конечно, во всём усердно подражал ему... По натуре я всегда был горд, но он научил меня владеть своей гордостью и направлять её. Жизнь он знал много лучше меня, и я сделался его внимательным учеником».

И ещё здесь в руки Роберта Бёрнса попала небольшая, отпечатанная на серой бумаге книга стихов молодого, умершего в 23 года, выдающегося шотландского поэта Роберта Фергюссона. Эта книга буквально совершила переворот в его сознании. Он был потрясён тем, что на его родном шотландском наречии можно писать прекрасные стихи, хотя «настоящие» поэты пишут теперь на английском языке. Размышляя о судьбе так рано и страшно погибшего поэта, он написал:

Проклятье тем, кто, наслаждаясь песней,
Дал с голоду поэту умереть.
О старший брат мой по судьбе суровой,
Намного старший по служенью музам,
Я горько плачу, вспомнив твой удел.
Зачем певец, лишённый в жизни места,
Так чувствует всю прелесть этой жизни?


Ричарду Брауну первому прочитал он эти стихи. И не только их. Ведь уже тогда была написана, например, баллада о Джоне Ячменное Зерно. И Браун заставил Бёрнса поверить в себя как в поэта. Всего через два дня Ричард уходит на корабле в плавание к берегам Южной Америки, а Роберт возвращается домой. Много позже, сам став знаменитым поэтом, Бёрнс поставит на могиле Фергюссона гранитную плиту с высеченными на ней своими строками:

Ни урны, ни торжественного слова,
Ни статуи в его ограде нет,
Лишь голый камень говорит сурово:
Шотландия! Под камнем – твой поэт!

Дома он начинает вести... нет, не дневник, а «записную книжку», в которой пишет о том, что его волнует: философские вопросы, разбор своих стихов, мысли о том, что такое хорошие и плохие люди. И не могу устоять, не процитировав Райт-Ковалёву:

Со страниц этой записной книжки на нас умными, строгими глазами смотрит человек незаурядного ума, редких способностей и необычайной душевной чуткости.

Больше всего на свете он ненавидит фальшь и притворство.

А знаете ли вы, что Роберт Бёрнс был членом «Братства вольных каменщиков»? Да, да! В 1783 году он знакомится с адвокатом Гевином Гамильтоном, которому доводилось читать его рукописные стихи. Именно Гамильтон первым поддержал кандидатуру Бёрнса, когда встал вопрос о его приёме в члены масонской ложи св. Давида. Чем могла привлечь Поэта такая организация? Вероятно, знакомством с новыми интересными людьми, умными собеседниками, возможностью обсудить самые разнообразные темы. Кроме того, в уставе масонских лож было одно правило, которое отвечало внутренней убеждённости Поэта: «Все члены братства равны, независимо от их происхождения, положения в обществе, чинов, титулов и званий».

Для него вопрос о неравенстве людей, рожденных в разных слоях общества, всегда был больным местом. Он писал в своих записных книжках: «За какие заслуги в прошлой жизни они родились с готовым богатством в кулачонках? Какая лежит на мне вина, что меня выкинули в жизнь им на потеху?»

Кроме того, мелкие провинциальные ложи того времени совсем не походили на столичные, где плелись интриги и решались судьбы правительств. Напротив, они больше походили на общества взаимной помощи, где могли собирать средства для нуждающихся членов общества, а иногда и «вразумляли заблудших братьев», и даже старались провести в жизнь масонское правило о всеобщем равенстве.

Масонство достаточно сильно повлияло на его творчество. С 1783 года Роберт начинает сочинять стихи на эйширском диалекте. Для своих собственных стихотворений поэт осознано выбрал шотландский, потому что считал его более образным и музыкальным.
В феврале 1784 года умер отец Роберта, Вильям Бёрнс. В нескольких милях от арендуемой семьёй фермы Лохли, ближе к городу Мохлин, располагалась небольшая ферма Моссгил, принадлежавшая Гамильтону. Он-то и предложил братьям Бёрнсам – Роберту и Гилберту – взять у него эту ферму в аренду. И вскоре всё семейство перебралось на новое место.


Несмотря на то, что Бернс начал писать очень рано и рано стал популярен как поэт (к начальному периоду творчества относятся: «Джон Ячменное Зерно» (John Barleycorn, 1782), «Весёлые нищие» («The Jolly Beggars», 1785), «Молитва святоши Вилли» («Holy Willie’s Prayer»), «Святая ярмарка» («The Holy Fair», 1786)), его первый сборник был напечатан, после настойчивых просьб и советов друзей, когда поэту было уже 27. Книга «Poems, Chiefly in the Scottish Dialect» («Стихотворения преимущественно на шотландском диалекте») поступила в продажу 1 августа 1786 года, и, не смотря на то, что тираж по тем временам был не мал, простая книжка без твердого переплета была моментально раскуплена по 3 шиллинга за экземпляр. "Я помню, - пишет современник, - как простые батраки и служанки на фермах готовы были отдать деньги, заработанные тяжелым трудом, чтобы вместо самой необходимой обновки купить книжку Бёрнса!" Этот маленький томик стал событием не только в провинции, но и в столице Шотландии - Эдинбурге , где все были поражены появлением Поэта-Пахаря (Ploughman Poet).

Издание принесло Бернсу:

- славу по всей Шотландии, об истоках которой И. Гёте (Johann Peter Eckermann. Gespräche mit Goethe in den letzten Jahren seines Lebens. Leipzig, 1827) заметил: "Возьмём Бёрнса. Не потому ли он велик, что старые песни его предков жили в устах народа, что ему пели их, так сказать, тогда ещё, когда он был в колыбели, что мальчиком он вырастал среди них и сроднился с высоким совершенством этих образцов, что он нашёл в них ту живую основу, опираясь на которую, мог пойти дальше? И ещё, не потому ли он велик, что его собственные песни тотчас же находили восприимчивые уши среди его народа, что они затем звучали ему навстречу из уст жнецов и вязальщиц снопов, что ими приветствовали его весёлые товарищи в кабачке? Тут уж и впрямь могло что-то получиться.".

- общественное влияние: в 1787 году Бёрнс переезжает в Эдинбург, куда наперебой приглашали его ученые и писатели, поэты и философы, и где он становится вхож в высший свет столицы, а также знакомится с популяризатором шотландского фольклора Джемсом Джонсоном, вместе с которым они начали издавать сборник «Шотландский музыкальный музей» («The Scot’s Musical Museum»), в котором поэт опубликовал множество шотландских баллад в своей обработке и собственных произведений. Эдинбургское издание стихов и поэм Бёрнса вышло в свет 21 апреля 1787 г.

- а также сыграло немалую роль в его счастливой семейной жизни. Дело в том, что Бёрнс пользовался весьма дурной репутацией: был отцом двоих незаконнорожденных детей (по некоторым данным даже троих дочерей) от случайных и недолгих связей. Одной из них он посвятил стихи:

...Я с матерью твоей кольцом
Не обменялся под венцом,
Но буду нежным я отцом
Тебе, родная
Расти весёлым деревцом,
Забот не зная...


В 1787 году он сочетался браком со своей давней возлюбленной Джин Армор, родители на дух его не переносили и даже подали на него церковную жалобу и судебный иск. После литературного триумфа их отношение к зятю резко изменилось. В браке Роберта и Джин В этом браке у него родилось пятеро детей. Возлюбленные больше не расставались. Жаль, что это было недолго.

В период 1787—1794 были созданы известные поэмы «Тэм о’Шентер» («Tam o’Shanter», 1790) и «Честная бедность» («A Man’s A Man For A’ That», 1795), «Ода, посвящённая памяти миссис Освальд» («Ode, sacred to the Memory of Mrs. Oswald», 1789). В стихотворении, посвященном Джону Андерсону (1789), тридцатилетний автор неожиданно размышляет о склоне жизни, о смерти. В 1789 Бёрнс познакомился с собирателем древностей Фр. Гроузом, который составлял двухтомную антологию Шотландская старина (The Antiquities of Scotland). Поэт предложил ему дать в антологии гравюру с изображением аллоуэйской церкви, и тот согласился – с условием, что Бёрнс напишет к гравюре легенду о ведьмовстве в Шотландии. Так возникла одна из лучших баллад в истории литературы «Тэм о’Шентер» .

"Бездельник, шут, пропойца старый,
Не пропускаешь ты базара,
Чтобы не плюхнуться под стол.
Ты пропил с мельником помол.
Чтоб ногу подковать кобыле,
Вы с кузнецом две ночи пили.
Ты в праздник ходишь в божий дом,
Чтобы потом за полной кружкой
Ночь просидеть с церковным служкой
Или нарезаться с дьячком!
Смотри же: в полночь ненароком
Утонешь в омуте глубоком
Иль попадешь в гнездо чертей
У старой церкви Аллоуэй!"...

Кружились ведьмы все быстрей,
Неслись вприпрыжку и вприскочку,
Гуськом, кружком и в одиночку,
То парами, то сбившись в кучу,
И пар стоял над ними тучей.
Потом разделись и в белье
Плясали на своем тряпье.

Будь эти пляшущие тетки
Румянощекие красотки,
И будь у теток на плечах
Взамен фланелевых рубах
Сорочки ткани белоснежной,
Стан обвивающие нежно,
Клянусь, отдать я был бы рад
За их улыбку или взгляд
Не только сердце или душу,
Но и штаны свои из плюша,
Свои последние штаны,
Уже не первой новизны.

А эти ведьмы древних лет,
Свой обнажившие скелет,
Живые жерди и ходули
Во мне нутро перевернули!

Но Тэм нежданно разглядел
Среди толпы костлявых тел,
Обтянутых гусиной кожей,
Одну бабенку помоложе!
Как видно, на бесовский пляс
Она явилась в первый раз.
(Потом молва о ней гремела:
Она и скот губить умела,
И корабли пускать на дно,
И портить в колосе зерно!)...

На этом кончу я рассказ.
Но если кто-нибудь из вас
Прельстится полною баклажкой
Или Короткою Рубашкой, -

Пусть вспомнит ночь, и дождь, и снег,
И старую кобылу Мэг!..

Хотя за издаваемые книги Бёрнс получил немалые деньги, заработанные гонорарами средства он попытался вложить в аренду фермы, но только потерял свой небольшой капитал. Слава же не принесла богатства. К тому же доверчивого и простодушного поэта уговорили продать за бесценок патент на все его произведения хитрому издателю, и Бёрнс лишился возможности жить на литературные доходы, в 1791 году ему пришлось поступить на должность акцизного чиновника в городке Дамфризе с очень не большим жалованьем.

Дом Р. Бёрнса в Дамфризе
В сущности, заниматься поэзией Бёрнс был вынужден в перерывах между основной работой. В обязанности акцизного чиновника входили проверка патентов, сбор налогов и пошлины, обследования ферм на предмет незаконного пивоварения на продажу, писание длинных-предлинных отчётов и тому подобное. Но это гарантировало доход фунтов 50 в год, а также фунтов 20 премиальных. Если повезёт. А каким Бёрнс был акцизным? Он и в этой должности не изменил себе. Он успевал предупредить о грядущей проверке то многодетную вдову, то какого-нибудь бедняка, мечтавших подзаработать пару шиллингов на продаже эля, что грозило обернуться для них штрафом в несколько фунтов, а, значит, голодной зимой. И во всей округе никто не отозвался бы плохо о новом акцизном. Сам он относился к своей работе добросовестно, но без излишнего пиетета. И позже даже сочинит песенку, посвящённую акцизным:

Со скрипкой чёрт пустился в пляс
И в ад умчал акцизного,
И все кричали: – В добрый час!
Он не вернётся сызнова!

Мы варим пива лучший сорт
И пьём, справляя тризну.
Спасибо, чёрт, любезный чёрт, –
К нам не придет акцизный!..

Великую Французскую революцию 1789 года монархическая Англия категорически не воспринимала и боялась ее последствий. Бернс же встретил ее с восторгом. Падение Бастилии, суд и приговор Конвента Бурбонам, борьба Республики против армии антифранцузской коалиции, - все это вдохновляло Роберта Бернса, давало надежду, что и в его стране возможен такой переворот, возможно социальное равенство. Эти убеждения нашли отражение в стихотворении «Дерево Свободы»,

Немало гончих собралось
Со всех концов земли, брат.
Но злое дело сорвалось -
Жалели, что пошли, брат!

Скликает всех своих сынов
Свобода молодая.
Они идут на бранный зов,
Отвагою пылая.

Новорожденный весь народ
Встает под звон мечей, брат.
Бегут наемники вразброд,
Вся свора палачей, брат.


которое, конечно, не восприняла Англия.

Очень удачно для Поэта начался 1792 год. Он получил повышение по службе: его назначили одним из инспекторов дамфризского порта с окладом 70 фунтов в год. В этой должности он скоро отличился при захвате таможенниками контрабандистской шхуны, первым ворвавшись на корабль, севший на мель, во главе отряда драгун, с саблей наголо. Контрабандисты оказали вооружённое сопротивление, Бёрнс чудом избежал ранения. Судно, оружие и товары были проданы с аукциона, где Поэт купил четыре мортиры по 1 фунту стерлингов за каждую (этот факт подтвеждён документально). Сохранилось предание, что он отправил их во Францию, в подарок французскому революционному народу, и даже написал письмо французскому конвенту. Мортиры во Францию не попали, их задержали на границе, но в декабре того же года руководство акцизного управления получило длинный донос на Бёрнса, в котором помимо вольнодумства, запрещённой литературы и прочих прегрешений, поминались и эти самые мортиры. И Совету акцизного управления было поручено «проверить лояльность Роберта Бёрнса». Между тем, по всей Шотландии шли аресты вольнодумцев - ведь Англия была в состоянии войны с Францией. Бёрнсу повезло: проверяющие отнеслись к нему благосклонно, они попросили его только вести себя потише, никуда не ввязываться, а иначе не миновать ему ссылки в Ботани-Бэй. А это означало бы, что Джин и пятеро его детей останутся без кормильца, а дети станут детьми каторжника. Впервые в жизни Бёрнс был напуган. Но всё равно он пишет «крамольные» стихи и песни:

Мой горец – парень удалой,
Широкоплеч, высок, силён.
Но не вернётся он домой –
Он на изгнанье осуждён.

Как мне его вернуть?
О, как его вернуть?
Я все бы горы отдала,
Чтоб горца вновь домой вернуть!..

Ах, знаю, знаю я, кого
Повесить надо на сосне,
Чтоб горца - друга моего -
Вернуть горам, лесам и мне!

Глобус гостиница - паб в котором Бёрнс
жил некоторое время.
Оригинал хранится в Robert Burns Birthplace Museum
эта идентичная копия.
А на окне таверны «Глобус» он написал алмазным карандашом (подарком лорда Гленкерна):

К политике будь слеп и глух,
Коль ходишь ты в заплатах.
Запомни: зрение и слух –
Удел одних богатых!

Но про историю-то писать не запрещали! Всё связанное с историей Шотландии, с борьбой за независимость было дорого Бёрнсу. Даже лиловые шапки татарника были для поэта не просто бурьяном:
Я при уборке ячменя
Щадил татарник в поле.
Он был эмблемой для меня
Шотландской древней воли...

Последние годы он провёл в нужде и за неделю до смерти едва не попал в долговую тюрьму.

Мавзолей Р. Бёрнса в Дамфрисе/td>
Бёрнс скончался, оставив семью без всяких средств, 21 июля 1796 года в Дамфрисе, куда выехал уже больным по служебным делам за 2 недели до смерти. Ему было всего 37 лет. 25 июля 1796 года состоялись похороны, в этот же день родился пятый сын Бёрнса — Максвел. В доме не было ни пенни в самом буквальном смысле этого слова, и перед возвращением Гилберта в Моссгил она попросила у брата своего мужа немного денег взаймы. Тот подал ей один шиллинг, сердечно попрощался и записал в разграфлённой книжечке: «Один шиллинг – в долг вдове брата». Не смотря на бедность, хоронили поэта торжественно: регулярные войска шли церемониальным маршем до кладбища, играли похоронный марш, гремели оружейные салюты. Но только через много лет английский король назначил семье поэта пенсию. От пенсии вдова Роберта Бёрнса отказалась.

По мнению биографов XIX века, одной из причин скоропостижной смерти Бёрнса было неумеренное употребление алкоголя. Историки XX века склоняются к тому, что Бёрнс скончался от последствий тяжёлого физического труда в молодости и врождённого ревмокардита, который в 1796 году был усугублён перенесённой им дифтерией.


Когда речь заходит о России и Бёрнсе, то в Англии говорят Бёрнс "народный поэт" России. Первый русский перевод Бёрнса (прозаический) появился уже в 1800 году — через четыре года после смерти поэта, но известность творчеству Бёрнса принесла вышедшая в 1829 году брошюра «Сельский субботний вечер в Шотландии. Вольное подражание Р. Борнсу И. Козлова». В периодических изданиях появились многочисленные отклики, и в том же году появилась первая в России литературоведческая статья Н. Полевого «О жизни и сочинениях Р. Борнса». Впоследствии творчеством Бёрнса занимался В. Белинский. В библиотеке А. Пушкина был двухтомник Бёрнса. В 1831 году появилось (но было напечатано лишь через 70 лет) стихотворение В. Жуковского «Исповедь батистового платка» — вольное переложение все того же «Джон Ячменное Зерно». Известен юношеский перевод четверостишия Бёрнса, выполненный М. Лермонтовым. Т. Шевченко отстаивал своё право творить на «нелитературном» (в качестве литературного подразумевался исключительно русский) украинском языке, ставил в пример Бёрнса, пишущего на шотландском диалекте английского: «А Борнц усе-таки поет народний і великий» (предисловие к неосуществлённому изданию «Кобзаря»).

Н. Некрасов в письме просил у И. Тургенева прислать несколько переводов Бёрнса для того, чтобы «переложить в стихи», однако, эти намерения не осуществились. Бёрнса переводили многие авторы, особенно усилился интерес к творчеству шотландского поэта в связи со столетием со дня смерти. Это позволило издать несколько сборников русских переводов, в том числе «Роберт Борнс и его произведения в переводе русских писателей» издательства А. Суворина из серии «Дешёвая библиотека». После русской революции 1917 года интерес к Бёрнсу обусловлен «крестьянским происхождением» поэта. Издание произведений Бёрнса входили в планы издательства «Всемирной литературы» М. Горького (не осуществлено). Единичные стихи Бёрнса переводили различные поэты, так, в 1917 году опубликован перевод стихотворения «Джон Ячменное Зерно» К. Бальмонта, отмеченный всеми как неудачный.


Поэзия Роберта Бёрнса получила широкую популярность в СССР благодаря переводам С. Я. Маршака. Впервые Маршак обратился к Бёрнсу в 1924 году, систематические переводы начаты с середины 1930-х гг., первый сборник переводов вышел в 1947 году, а в посмертном издании (Роберт Бёрнс. Стихи в переводах С. Маршака. — М., 1976) уже 215 произведений, что составляет приблизительно две пятых поэтического наследия Роберта Бёрнса. Переводы Маршака далеки от дословной передачи оригинала, но им свойственна простота и лёгкость языка, эмоциональная настроенность, близкая бёрнсовским строкам. В 1940-е годы в лондонской газете «Таймс» напечатали письмо некоего Лайонэля Хейля, заявившего, что Бёрнс непонятен англичанам, а следовательно, является "второстепенным" поэтом, имеющим лишь узко ограниченное "региональное" значение. В качестве одного из контраргументов в отзывах на статью приводилась огромная популярность Бёрнса в СССР, в частности на переводы С. Маршака на русский язык, а также указывали на переводы стихов Бёрнса на украинский и грузинский языки..


Что же до Маршака, то после выхода в Архангельске первой книжечки переводов Федотова из Бернса в 1958 году Маршак добился решения коллегии Министерства культуры РСФСР запретить областным издательствам публиковать переводы иностранной классики без согласования с министерством (под предлогом контроля за качеством). Федотову удалось обойти этот кордон в 1963 году через центральное издательство «Советскую Россию», которое пошло на это издание скорее в пику ненавистному «Новому миру», чем из любви к Бернсу или Федотову. За Федотова вступился Шолохов, но всё равно его переводы Бернса позднее почти не переиздавались (в издание серии "Школьная библиотека" в 1987 году вошли переводы и Маршака, и Федотова). Один из переводов Федотова:

Преподобному Джеймсу Стивену на слова его проповеди "Идите и возрастайте, аки тельцы во хлеве".
Вы, сэр, по библии правы,
Кто б усомниться мог,
Тому примером сами вы,
Поскольку вы - ТЕЛОК.

Вам, верно, будет дан приход
Патроном - добрячком,
Тогда Любой из нас сочтет,
Что стали вы БЫЧКОМ.

А если чары женских глаз
Загонят вас в тупик,
Вполне получится из вас
Отменный взрослый БЫК.

Когда наскучит ваш елей
Той, что вам дорога,
Возможно, что случится ей
Наставить вам РОГА.

Сказать по чести, услыхав
Ваш преподобный рев,
Нельзя оспорить ваших прав
Быть вожаком КОРОВ.

Все в мире бренно. Опочить
Придет и ваш черед.
Надгробье так должно гласить:
"Здесь спит известный СКОТ".


В 1959 году Маршак был избран почётным председателем Федерации Бёрнса в Шотландии.

"При всем при том,
При всем при том,
При всем при том
При этом
Маршак остался Маршаком,
А Роберт Бернс - поэтом".


В последнее время переводы Маршака часто критикуются как неадекватные, и стихи, переведённые Маршаком, издаются и в переводах других авторов, однако популярность Бёрнса в целом очень высока, и к настоящему времени на русском языке существует уже до девяноста процентов его поэтического наследия.

В 1959 г. в статье посвященной 200-летию поэта Самуил Яковлевич Маршак основной популяризатор и переводчик Роберта Бёрнса в России писал: "У нас в стране Бёрнс обрел как бы вторую родину. Переводить его начали более ста лет тому назад. Томик его стихов лежал на столе у величайшего нашего поэта - Пушкина и до сих пор хранится в пушкинской квартире-музее. И все же только после революции поэзия великого шотландца была оценена по достоинству в нашей стране. Его стали переводить не только на русский, но и на языки многих народов Советского Союза. Немало стихов Бёрнса положено на музыку нашими лучшими композиторами - Шостаковичем, Свиридовым, Кабалевским, Хренниковым. Гравюры к его "Балладам и песням" сделаны таким замечательным русским художником, как В. А. Фаворский. Я счастлив, что на мою долю выпала честь дать моим современникам и соотечественникам наиболее полное собрание переводов из Бёрнса. Более двадцати лет посвятил я этому труду и до сих пор еще считаю свою задачу незавершенной. Русский читатель знает и любит "Тэма О'Шентера" и "Веселых нищих", "Двух собак" и множество лирических стихотворений, послании и эпиграмм, - однако все это еще не исчерпывает сокровищницы, оставленной миру Робертом Бёрнсом. Много чудесных часов и дней провел я за этой работой, но побывать на родине великого поэта Шотландии довелось мне только недавно - всего три года тому назад. Я увидел крытый соломой дом, где он родился, поля, по которым он ходил за плугом, полноводную реку Нит, на зеленом берегу которой сочинял он своего бессмертного "Тэма О'Шентера". Побывал я и в гостинице "Глоб" в Дамфризе, где на стекле поэт вырезал алмазом только что сочиненные им стихи, и в таверне - "Пузи Нэнси", где пили и пели когда-то "Веселые нищие"."

Кинематограф и эстрада так же немало помогли в деле всенародной любви к поэту в России.

Изначально многие произведения Бёрнса создавались как песни, были переработкой или писались на мелодию народных песен. Поэзия Бёрнса проста, ритмична и музыкальна, не случайно и в русском переводе многие стихи ложились на музыку. Созданием музыкальных произведений в своё время занимались Д. Шостакович и Г. Свиридов. Большую популярность у детской аудитории нашла изданная фирмой «Мелодия» пластинка с аудиосказкой «Робин Гуд» с песнями Р. Бёрнса в переводе С.Маршака на музыку М.Карминского (песни на ней исполняют: Г.Анисимова, К.Румянова, В.Толкунова, Е.Леонов, Л.Лещенко («В полях, под снегом и дождём…»), И.Кобзон и вокальный ансамбль «Коробейники»).

В репертуаре А. Градского цикл композиций на стихи Бёрнса, например, «В полях под снегом и дождём…» (перевод С. Маршака стихотворения «Oh Wert Thou In The Cauld Blast»). Белорусский ВИА «Песняры» выступал с циклом произведений на слова Бёрнса.

Молдавская рок-группа «Zdob și Zdub» исполняет песню «Ты меня оставила» на слова Бёрнса.

Фолк-группа «Мельница» положила на музыку стихотворение «Горец», а также балладу «Лорд Грегори», самим Бёрнсом написанную на мелодию «The Lass of Roch Royal».

В репертуаре рок-группы «Оловянные солдатики» (1967—1982, 1998—…) была песня «Баллада о Джоне Ячменное Зерно», в репертуаре шоу-группы «Интеграл» (п/р Бари Алибасова, 1967—1982) — песня «Вилли» («Как-то Вилли пива наварил/Нас он троих позвал на пир/Таких весёлых молодцов/Ещё не знал крещёный мир…»).

Часто песни на стихи шотландского поэта используются в кинофильмах.

В числе наиболее популярных можно отметить

романс «Любовь и бедность» из кинофильма «Здравствуйте, я ваша тётя!» в исполнении А. Калягина

и песню «Моей душе покоя нет» из кинофильма «Служебный роман» в исполнении Алисы Фрейндлих.

У Бёрнса, к стати, две «бедности» одно стихотворение «Любовь и бедность», всем нам хорошо известное и «Честная бедность» Одно из наиболее резких обличительных стихотворений Бёрнса, созданных в годы французской революции (1789г.) под впечатлением книги американского революционного публициста Томаса Пейна "Права человека". Стихотворение Бёрнса с новым общественным содержанием написано на мотив известной в то время песни с таким же припевом "При всем при том..." Оно получило большое распространение в списках. Его называли "Марсельезой простых людей".

Кто честной бедности своей
Стыдится и все прочее,
Тот самый жалкий из людей,
Трусливый раб и прочее.

При всем при том,
При всем при том,
Пускай бедны мы с вами,
Богатство -
Штамп на золотом,
А золотой -
Мы сами!

Мы хлеб едим и воду пьем,
Мы укрываемся тряпьем
И все такое прочее,
А между тем дурак и плут
Одеты в шелк и вина пьют
И все такое прочее.

При всем при том,
При всем при том,
Судите не по платью.
Кто честным кормится трудом,
Таких зову я знатью

Выбор создателей фильма «Здравствуйте, я ваша тётя!» не случаен и стихотворение «Чесная беднасть» в отличие от «Любовь и бедность» в Англии известно гораздо больше. То есть герой Калягина вот-вот и исполнит «Марсельезу простых людей» в светском обществе. Но история этого фильма эта другая история…

В 2011 году армянская рок-группа Bambir записала альбом на стихи Бёрнса и Туманяна «Armenian Scotch».


В 2011 году воронежский композитор и рок-музыкант Олег KNYAZZ Пожарский записал двойной альбом «Готовь нам счет, хозяйка!», состоящий из песен и баллад на стихи Роберта Бёрнса в переводе С. Я. Маршака.

Пропагандистские виньетки
Шотландской национальной партии и
Венди Вуд с Робертом Бёрнсом.
Почтовая марка Великобритании, 4 пенса, 1966 год
(Скотт #444), выпуска которой они добивались
Остро шла борьба во взглядах на Бёрнса и в филателии.

В 1959 году британское почтовое ведомство впервые за всю историю анонсировало на 1964 год выпуск почтовой марки Великобритании с изображением иного человека, нежели монарха королевства, — Шекспира. При этом, по сообщениям прессы, также рассматривалась кандидатура шотландца Роберта Бёрнса, но была отвергнута, несмотря на 200-летие со дня рождения поэта. Это вызвало протест его националистически настроенных соотечественников. В частности, Шотландская национальная партия отпечатала и распространяла за небольшую плату пропагандистские марки с портретом Бёрнса и надписью «Свободная Шотландия». По их задумке, марки должны были наклеиваться рядом с официальной почтовой маркой страны с портретом Шекспира.

Но гораздо большую известность получила иная акция. Проблему ущемления Роберта Бёрнса на марках Великобритании близко к сердцу восприняла мисс Венди Вуд (Wendy Wood), горячая поклонница его таланта и убеждённая сепаратистка. Она отпечатала на ручном прессе и стала распространять почтовые конверты с лозунгом «Если Шекспир, почему не Бёрнс?» и несколько видов собственных пропагандистских марок с целью организовать массовую спам-атаку по почте соответствующих запросов в адрес премьер-министра Великобритании, всех членов британского парламента и министра почты. При франкировке этих писем Венди Вуд использовала только свои собственные марки. Она рассуждала, что почтовое отделение либо примет отправление так, либо заставит чиновников-получателей оплатить стоимость пересылки. Общий тираж марок мисс Вуд составил около 30 тысяч экземпляров. Некоторую его часть она перфорировала на швейной машинке, но большая часть тиража осталась без перфорации.


Голос общественности был услышан: британская почта согласилась выпустить почтовую марку в память о Бёрнсе, причём даже не дожидаясь круглой даты рождения, в год 170-летия со дня смерти поэта. Удовлетворённая Венди Вуд после этого отослала начальнику королевской почты Эдинбурга печатные платы, с которых она производила тиражи своих пропагандистских марок. О его реакции на этот жест не сообщается.

Примечательно, что версия о результативности кампании Венди Вуд не единственная. С. Я. Маршак, поклонник Бёрнса, посвятил «филателистическое стихотворение» его марке, в котором высмеял министра почт и телеграфа, отвергнувшего предложение депутатов английского парламента выпустить такую марку. Вот что пишет Борис Стальбаум в брошюре «Что надо знать филателисту»: «Именно советская «филателистическая персоналия» побудила английское почтовое ведомство нарушить вековую традицию. На марках Великобритании более ста лет печатались исключительно портреты короля или королевы. 23 апреля 1964 года на английской марке впервые появился портрет некоронованного англичанина — Вильяма Шекспира. Казалось бы, что великий драматург, которого когда-то называли «потрясателем подмостков», стал потрясателем основ английской филателии. Однако, как свидетельствует член английского парламента Эмрис Хьюз, эта честь принадлежит советской марке. Всё началось с портрета Роберта Бёрнса.

Почтовые марки СССР к 200 летию со дня рождения Роберта Бёрнса

«В 1959 году, — пишет Э. Хьюз, — мне довелось присутствовать в Москве на юбилейном вечере, посвященном 200-летию со дня рождения Роберта Бёрнса. Когда закончилась торжественная часть, ко мне подошел советский министр связи и вручил конверт с марками. На каждой из марок был портрет шотландского барда. Признаться, я испытал в эту минуту острое чувство стыда. Министр, разумеется, чувствовал вполне законную гордость: ещё бы, в России выпущены марки с портретом Бёрнса, а в Англии — нет! Я готов был сквозь землю провалиться, хотя моей вины в этом не было. Чтобы не страдать от сознания ущемленной национальной гордости в одиночку, я решил пристыдить тогдашнего премьер-министра Англии Гарольда Макмиллана, благо он тоже был в это время в Москве. На приеме в английском посольстве я вручил ему свой презент — две марки с портретом Бёрнса. С недоумением взглянув на них, Макмиллан опросил: Что это? — Русские марки, выпущенные в честь Бёрнса, — ответил я. — Можете наклеить их на конверт и отправить нашему министру почт письмо с уведомлением, что Россия обогнала Великобританию в этом деле».

Острый эпизод не прошел даром. Об этом убедительно свидетельствует странная дата выпуска первой английской марки с портретом Бёрнса. Она появилась в день… 207-летия со дня рождения поэта.»

Представляется наиболее вероятным, что свою роль в продвижении идеи о срочной необходимости выпуска британским почтовым ведомством почтовой марки в память о Роберте Бёрнсе сыграли все перечисленные выше кампании, а не какая-то одна из них.

Деньги Клайдсдейлского банка (Шотландия)
Великобритания 2 фунта 2009 г. Роберт Бернс. Piedford.
Так же, в память о Роберте Бёрнсе, государством Остров Мэн в 1996 г была выпущена серия из 4 монет. Монеты номиналом в 1 крону (25 пенсов) были из серебра 925 пробы и весом 28,28 гр и из медно-никеля.


В Шотландии же день рождения Роберта Бёрнса — национальный праздник, отмечаемый торжественным обедом (Burns Night или Burns supper) с традиционным порядком следования воспетых поэтом блюд (основное - сытный пудинг хаггис), вносимых под музыку шотландской волынки и предваряемых чтением соответствующих стихов Бёрнса (предобеденной молитвой „The Selkirk Grace“ ("Заздравный тост" в рус. переводе С.Я.Маршака) и „Ode to Haggis“ - рус. „Ода шотландскому пудингу «Хаггис»“). Также этот день отмечается поклонниками творчества поэта во всём мире.

Ужин начинается с супа — одного из прекрасных традиционных шотландских супов. Впрочем, иногда Burns Supper обходится без каких-либо существенных угощений в ожидании хаггиса (и это разумно с учётом того, какой он сытный), но я всё же хочу для начала предложить гостям чего-нибудь согревающего, кроме виски: морозы-то у нас в январе стоят совсем не шотландские.


Хагис традиционно готовился из мелко порубленного ливера барана с добавлением овсянки и специй. Традиционный хаггис представляет собой фаршированный бараний желудок. Внутри у него измельчённые бараньи внутренности, смешанные с овсяной крупой, жиром, специями и бульоном. С давних времён это была пища бедняков, которая готовилась, можно сказать, из отходов. К тому же таким образом можно было законсервировать скоропортящиеся мясные продукты и взять с собой в дорогу.

Если Вы решитесь самостоятельно приготовить хаггис, то вот Вам рецепт, не претендующий, правда, на то, чтобы считаться идеальным (это дело вкуса, в конце концов), но он вполне сбалансированный и соответствует некому усреднённому хаггису, подаваемому на стол в наши дни.

Хаггис (Haggis)
Комплект бараньих потрохов (сердце, лёгкие и печень)
Очищенный бараний желудок (рубец)*
350 г говяжьего почечного жира**
350 г овсяной крупы***
500 мл мясного бульона****
2 средние луковицы (мелко порубить)*****
2 ч. л. соли
2 ч. л. молотого чёрного перца
1 ч. л. тёртого мускатного ореха
1-2 ч. л. шалфея (опционально)
1 ч. л. душистого перца (опционально)
*Если у кого-то, не дай бог, возникнет такая необходимость, я, конечно, могу поделиться своим опытом по самостоятельной чистке бараньего желудка. Но, честное слово, лучше не надо. Это занятие не на один час, и приятного в нём нет ни-че-го. Думаю, немногие современные люди в принципе способны на такой подвиг. Если хорошо поискать (или договориться с мясником), рубец можно купить уже очищенным, и это единственный вариант, который я предлагаю вам рассматривать.
Кстати, в современной Великобритании дела с этим обстоят даже хуже, чем у нас. Достать бараний рубец непросто, поэтому подавляющее большинство встречающихся в Интернете рецептов хаггиса предлагает использовать в качестве оболочки говяжьи кишки (они, очевидно, доступнее, так как идут на колбасу). На результат это не влияет (разве что время варки можно немного сократить), но внешний вид хаггиса уже не будет соответствовать традиционному.
Также в ход идёт искусственная оболочка (дешёвый магазинный хаггис фасуют именно в неё). Так что, если бараний рубец совсем никак не достать, всегда есть варианты.

**Говяжий жир вполне удачно можно заменить на свиной. Но идеальное количество жира ещё предстоит подобрать (на мой вкус, его получилось многовато... зато близко к традиции).

***В нашей повседневной жизни овсянка появляется в основном в формате хлопьев, а вот шотландцам доступно много разных вариантов. В первую очередь, овёс, который используется в хаггисе, — это не хлопья, а дроблёное зерно. Оно, в свою очередь, классифицируется на несколько видов в зависимости от грубости помола и величины отдельных частиц. Мы о таком богатстве выбора может только мечтать, поэтому, если под рукой нет домашней мельницы для злаков, выбирать не приходится, но при возможности всё же лучше использовать грубо дроблёное зерно.

****В некоторых рецептах предлагают использовать бульон, который останется после предварительного отваривания потрохов. Он не обладает выдающимися вкусовыми характеристиками, но всё же это лучше, чем простая вода. Тем не менее, если есть возможность, лучше задействовать полноценный мясной бульон, сваренный с душой и по всем правилам.

*****Обычно в хаггис кладут сырой лук, но можно и обжаренный. На конечный вкус такая замена, конечно, влияет ощутимо, но тут дело вкуса.

1. Предварительно очищенный бараний желудок нужно хорошо промыть и замочить на ночь (8-10 часов) в холодной солёной воде (из расчёта 3 ст. л. соли на 2 л воды).

2. Если потроха достались нам единым комплектом, удаляем дыхательное горло и очищаем органы от излишков жира и сухожилий. При необходимости разрезаем пополам, тщательно промываем холодной водой. Помещаем в кастрюлю, заливаем водой, доводим до кипения. Если бульон планируется использовать в дальнейшем, тщательно снимаем появляющуюся пену (её будет немало). После закипания варим час-полтора. Затем отвар либо сливаем, либо извлекаем из него потроха и оставляем для дальнейшего использования. Если всё это делается днём ранее приготовления хаггиса, то после остывания убираем готовые потроха в холодильник до завтра.

3. На следующий день тщательно промываем бараний желудок в холодной воде. Можно просто поставить миску с ним в раковину под кран, открыть холодную воду и забыть о нём минут на 10-15. А потом ещё пополоскать руками.

4. Пока рубец промывается, приступаем к приготовлению начинки. Предварительно отваренные бараньи потроха нужно измельчить — пропустить через мясорубку или натереть на тёрке. Я воспользовалась тёркой в кухонном комбайне, что сэкономило мне немало усилий. 5. Точно так же измельчаем жир.

6. Смешиваем бараньи внутренности, жир, овсянку, лук, соль и специи как можно лучше. Удобно делать это прямо руками. При этом понемногу подливаем бульон, пока весь он не уйдёт.

7. Когда начинка будет хорошо вымешана, переходим к самому главному. Избавляем желудок от излишков воды. Для хаггиса его обычно выворачивают таким образом, чтобы ворсистая сторона оказалась внутри, а гладкая — снаружи. Фаршировать желудок удобнее всего, выстелив его выпуклой частью большую миску. Выкладываем в неё начинку, накрываем оставшейся частью желудка и тщательно зашиваем, вооружившись хозяйственной нитью и большой острой иглой. Желудок не должен быть набит под завязку, а только примерно на две трети или около того, так как овсяная крупа будет разбухать, а сам он, напротив, немного сожмётся при контакте с кипящей водой. При зашивании нужно постараться, чтобы внутри не оставалось воздуха (иначе при варке хаггис может лопнуть). Чтобы воздух мог выходить при варке, зашитый желудок в нескольких местах протыкают острой спицей. И делают это при необходимости дополнительно в процессе приготовления, особенно в первые полчаса-час.

8. В самую большую кастрюлю в доме наливаем воды (чуть больше половины) и доводим до кипения. Опускаем в неё хаггис, накрываем крышкой, снова доводим до кипения и уменьшаем огонь до минимума. Варим около 3,5 часов, послеживая за происходящим в кастрюле. Замечая явные излишние вздутия, протыкаем их спицей. Если размера кастрюли хватает буквально «впритык», хаггис может ненароком прижариться ко дну, и за этим тоже надо следить, поворачивая его время от времени.

9. По истечении времени варки аккуратно сливаем воду, так же аккуратно перекладываем хаггис на блюдо и готовимся к торжественной части вечера.

Хаггис водружают на стол, рядом с ним встаёт оратор, вооружённый острым ножом, и с актёрским драматизмом зачитывает «Оду хаггису». При словах «His knife see rustic Labour dicht» он подходит ближе и демонстративно протирает нож, а на следующее строчке — «An' cut you up wi' ready slicht» — с экспрессией вонзает его в хаггис и рассекает оболочку от одного края до другого. В вольном переводе Маршака этим строкам соответствует строфа «С полей вернувшись, хлеборобы...», но строк, точно передающих соответствующие моменты, увы, нет. Как бы то ни было, суть передана — ею и предлагаю насладиться.

В тебе я славлю командира
Всех пудингов горячих мира,—
Могучий Хаггис, полный жира
И требухи.
Строчу, пока мне служит лира,
Тебе стихи.

Дородный, плотный, крутобокий,
Ты высишься, как холм далекий,
А под тобой поднос широкий
Чуть не трещит.
Но как твои ласкают соки
Наш аппетит!

С полей вернувшись, землеробы,
Сойдясь вокруг твоей особы,
Тебя проворно режут, чтобы
Весь жар и пыл
Твоей дымящейся утробы
На миг не стыл.

Теперь доносится до слуха
Стук ложек, звякающих глухо.
Когда ж плотнее станет брюхо,
Чем барабан,
Старик, молясь, гудит, как муха,
От пищи пьян.

Кто обожает стол французский —
Рагу и всякие закуски
(Хотя от этакой нагрузки
И свиньям вред),
С презреньем щурит глаз свой узкий
На наш обед.

Но — бедный шут! — от пищи жалкой
Его нога не толще палки,
А вместо мускулов — мочалки,
Кулак — орех.
В бою, в горячей перепалке
Он сзади всех.

А тот, кому ты служишь пищей,
Согнет подкову в кулачище.
Когда ж в такой руке засвищет
Стальной клинок,—
Врага уносят на кладбище
Без рук, без ног.

Молю я Промысел небесный:
И в будний день, и в день воскресный
Нам не давай похлебки пресной,
Яви нам благость
И ниспошли родной, чудесный,
Горячий Хаггис!

Вновь появляется он уже разложенным по тарелкам, в сопровождении традиционного гарнира — neeps & tatties. По сути, это два вида пюре — из картофеля и из брюквы (или турнепса). Картофельное пюре, то есть tatties, готовится по стандартной технологии, с добавлением масла и молока, и приправляется мускатным орехом. С neeps немного сложнее, потому что брюква для нас экзотика. Но можно приготовить пюре на основе обычной жёлтой репы, с добавлением моркови для цвета (брюквенное пюре ярко-оранжевое). Пропорции примерно такие: на две очень большие репы одна средняя морковка. И то и другое нужно нарезать, сварить до мягкости в солёной воде (можно в одной кастрюле), слить воду, пюрировать с добавлением щедрого куска сливочного масла и хорошенько пройтись ручным блендером, чтобы пюре получилось однородным (иначе остаются вкрапления моркови).


На десерт знающая хозяйка приготовит самое известное сладкое блюдо шотландской кухни (уступающее по известности разве что шотбрэду) — кранихен или кранахан — взбитые сливки с малиной и поджаренными овсяными хлопьями.

Кранахан (Cranachan)

Ингредиенты (на 3 порции)
75 г овсяной крупы (pinhead, т. е. размером с булавочную головку)
75 г коричневого сахара
300 мл сливок жирностью не менее 33%
2 ст. л. жидкого мёда (в идеале — верескового)
2 ст. л. хорошего виски
150-300 г малины

1. Обжариваем овсяную крупу на сухой сковороде до золотисто-коричневого цвета, постоянно помешивая. Затем добавляем коричневый сахар и, не переставая мешать, готовим ещё какое-то время, пока сахар не расплавится и овсяная крупа не будет им равномерно покрыта. Естественно, при этом она начнёт слипаться, поэтому нужно переложить содержание сковороды в миску, охладить, а потом измельчить в комбайне с насадками-ножами. Получится своеобразное подобие грильяжной крошки.
2. Взбиваем сливки до густоты и пышности, стараясь не переусердствовать: они должны держать форму, но при этом не стать слишком крепкими и плотными по текстуре. В конце взбивания добавляем виски и мёд.
3. Аккуратно вмешиваем в сливки хорошо охлаждённую крупу, затем ягоды, оставив немного и того и другого для украшения. Я помимо этого отложила немного «пустых» сливок в кондитерский мешок с насадкой-звёздочкой, чтобы красиво выложить их сверху.
4. Раскладываем смесь по стаканам, креманкам или другим сервировочным ёмкостям. Декорируем остатками овсянки и малины.

И, конечно, на столе в этот день — знаменитый шотландский виски.


Виски можно заменить на коктейль "Бобби Бёрнс" ("Bobby Burns"), впервые появившийся во времена «сухого закона», в день рождения Бернса 25 января в баре одного из самых известных американских отелей - «Уолдорф») - на знаменитой Пятой Авеню. Коктейль, естественно, назван в честь известнейшего шотландского поэта. Хотя некоторые говорят, что это не так, и назван он в честь сигары клиента, которая была названа в честь поэта. Как бы там ни было смешайте в шейкере 45 мл скотча (лучше всего подойдёт Cutty Sark), 40 мл сладкого вермута, например, Карпано Antica (или по 20 мл сухого и сладкого вермута) и 8 мл (5-10 капель) ликёра Benedictine D.O.M. (крепкого французского ликёра на основе спирта из сахарной свёклы, трав и мёда) и перелейте в коктейльный бокал (для мартини). Можно добавить лед. Некоторые бармены утверждают, что в этом коктейле можно заменить Benedictine на Drambuie. Я не согласен :) Заменяйте Benedictine на Drambuie, только если у вас нет Benedictine. Другие (романтические персоны) считают, что капля горькой апельсиновой настойки и капля абсента вполне могут заменить Benedictine. Украсьте лимонным или апельсиновым твистом (кожурой лимона). Попробовав коктейль Бобби Бернс (и абстрагировавшись от названия), самым логичным будет согласиться с легендарным барменом Гарри Крэддоком, считавшим этот коктейль “одним их лучших коктейлей с виски”. Говорят, что именно он приготовил последний законный коктейль в «Холланд Хаусе» на 5-й авеню Нью-Йорка за секунды до вступления в силу мрачного «сухого закона». На следующий день он отплыл в Англию, чтобы больше никогда не возвращаться в Соединенные Штаты. Автор же ужасного названия, так же как и самого коктейля [мне] неизвестен.

Существует и современная версия коктейля, созданная Эриком Лоринцем из лондонского «Савоя», которая называется "Копченый Бобби Бернс".

50 мл виски Johnnie Walker Black Label
35 мл аперитива Byrrh (можно заменить красным итальянским вермутом)
10 мл ликера Bénédictine D.O.M.
3 капли биттера Angostura


как вариант: виски Вильям Лоусонс, Ягермайстер, настойка Ангостура, Мартини Россо

щепки яблони (для копчения)

С помощью дымового пистолета наполнить дымом крупный графин-декантер. Перемешать ингредиенты в стакане для смешивания, наполненном льдом. Отфильтровать коктейль в графин-декантер и слегка покрутить его вокруг своей оси. Перелить содержимое в охлажденный коктейльный бокал.


На этом программа вечера не заканчивается — она, в сущности, только началась. Теперь основу происходящего составляют музыка, стихи, песни и вообще всё, что так или иначе связано с наследием Бёрнса. Например, речи, проникнутые настроениями шотландского сепаратизма.

Вы, кого водили в бой
Брюс, Уоллес за собой, —
Вы врага ценой любой
Отразить готовы.

Близок день, и час грядет.
Враг надменный у ворот.
Эдвард армию ведет —
Цепи и оковы.

Тех, кто может бросить меч
И рабом в могилу лечь,
Лучше вовремя отсечь.
Пусть уйдут из строя.

Пусть останется в строю,
Кто за родину свою
Хочет жить и пасть в бою
С мужеством героя!

Бой идет у наших стен.
Ждет ли нас позорный плен?
Лучше кровь из наших вен
Отдадим народу.

Наша честь велит смести
Угнетателей с пути
И в сраженье обрести
Смерть или свободу!


Торжества по случаю Burns Night традиционно заканчиваются исполнением знаменитой песни Роберта Бёрнса, переработанной из старинных народных баллад, посвящённой теме расставания, — Auld Lang Syne («Старая дружба»), которую также поют на Новый год. Все участники праздника встают в круг, берутся за руки и поют. На словах «And there's a hand, my trusty fere!» («И вот с тобой сошлись мы вновь») все скрещивают руки таким образом, чтобы подать соседу слева правую руку, а соседу справа — левую.

6 комментариев :